Тот мост через поток неукротимый!
О нем, летящем, думаю опять.
Я доходила лишь до середины
моста и поворачивала вспять.

Готовая всему, что будет, верить,
вдруг понимала, что вопрос непрост
когда уже был виден новый берег,
как бы ломался посередке мост.

Не знаю, что за силы в том повинны
но был такой исход неумолим.
Мост разведен. Висят две половины
Не дотянуться друг до друга им.

И все ж они, как берега, едины!
Вновь становился мост одной чертой
И шла я, шла... Но — лишь до середины
измучена привычною тщетой.

Любимый, не прижиться мне — прекрасно
мне не привиться — мне на миг прильнуть
И даже это — так грешно, ужасно!
Мост разведен. Разверзлась бездны суть.

И не кичусь я: море по колено,
и к берегу трусливо не гребу, —
прошу я, не смиряясь, но смиренно
всесильный случай или же судьбу:

не удушай неутоленной жаждой,
напиться дай, пусть утопив в огне!
Дай до конца моста дойти однажды
До середины все понятно мне.

Такие удивительные дни!
— Ты позвонишь?
— Конечно...
— Позвони!..

Не позвонил. Во мраке без звонка —
как на чужой земле без языка.

Ты говорил, что — да, что я нужна.
А ночь сегодня, как назло, нежна...

И позвонил другой, навстречу мчась
и невзирая на неранний час.

И капелька сердечного тепла,
что твоего тепла с утра ждала,

уже мою не признавая власть,
к другому сквозь мембрану понеслась.

Прости меня, коль вижу: человек! —
слечу с олимпов, убегу из мекк...

Кто ищет — да обрящет! Не могла б
скупой быть с тем, кто силой чувства слаб.

А ты не слаб. Ты можешь не звонить.
Да что она, та звуковая нить!

И так ли уж потеря велика?
Живем без телефонного звонка!

От диска обреченно взгляд отлип.
Вернусь к делам. Запрыгну на Олимп.

Кто там чего хотел, кто не хотел,
всегда невпроворот забот и дел.

То ль на Голгофу, то ли в Мекку путь...
Но что тебе до этого? Забудь.

Ни через АТС, ни по прямой
туда не дозвониться, милый мой.

Вот и кончено... Не по мне вы.
Торт не слаще мне хлебной корочкой
В целлофановой упаковочке
ваше сердце и ваши нервы.

Я служила бы вам, служила,
да в глазах — будто режу луковицы
да на то, что во мне аукается,
откликается что-то лживое.

И наивной своей патетикой
что поделаю я с синтетикой?
Мои бусы и сарафан
не растрогают целлофан.

А ведь руки у вас были теплыми,
и шальная какая-то сила,
как на празднике шарик — над толпами
нашу радость ввысь возносила.

Шарик лопнул. Весь воздух вышел
А в ушах еще: выше, выше!
Прикоснусь, все еще в полоне,
к вам — как будто к плащу-болоне.
Не пробьюсь ни дождинкой из глаз
Не по вам я и не про вас.

Целую друга в ранний час.
Проговорили — не проспали.
У друга сердце не из стали...
Чтоб поцелуям быть у глаз,
они на цыпочки привстали.

И друг целует, наклонясь,
мои нахмуренные очи.
Никто другому зла не хочет,
и не чреват еще для нас
ничем двух наших вздохов прочет.

Друг добрый, дружбою чаруй!
Напрасен тем, что не опасен,
Он по-особому прекрасен,
невинный этот поцелуй,
и страстен тем, что так пристрасен.

Друг мой, а почему 6 тебе
в твою подругу не влюбиться?
Но бесовы стучат копытца
там, где-то в стороне, в толпе
и нам не из-за нас не спится.

Друг старый, не смущай меня
комфортом несравненным дружит
развенчивая все, что хуже,
но смесью блеска и вранья
зачем-то головы нам кружит.

Друг «до свиданья» мне скажи
пока недружбой не обидел
и за душою не увидел
чего-то, что из-за души,
и допускай в свою обитель.

Чтоб где-то, где не так тепло,
не обожгла печаль крутая,
что — тот ты для меня, и та — я,
и есть одно твое крыло,
а все другие — только стая...

Целую друга поутру.
Прокоротали ночь в беседе,
как собутыльники соседи,
вдвоем — да на чужом пиру,
попавшиеся в чьи-то сети.

Пока не знаем мы цены
тому, что, жалуя не шибко,
друг другу дарим не без шика,
и облегчающей игры
еще нам не ясна ошибка.

И, может быть, поймем мы вдруг —
на те, куда стремились, круги
попав, переплетая руки
с тенетами каких-то рук, —
что потеряли мы друг в друге...